- Омлет есть? - Ой, у нас такие замечательные чи-кёфте сегодня... - Нет, я спрашиваю, омлет есть? - Ну брат, давай я салат хотя бы крабовый тебе наверну.. - Чай неси.
Я очень хотел, чтобы он взял меня за руку. Мне не нужен был секс, поцелуи, даже объятия с ним я слабо себе представлял. Только бы взял за руку.Пожалуй, что после всего, что я успел прочувствовать к этому человеку, я никогда не смогу так влюбиться еще раз, хотя я нисколько, ни на йоту не гомосексуалист. Я часто начинаю сомневаться в этом, но все же на данный конкретный момент я уверен.
Сразу скажу, что до знакомства с ним никакой подобной ерунды со мной не случалось. Я всегда, всю свою сознательную жизнь до потери пульса любил женщин. Многие отвечали мне взаимностью, потому что я по их мнению на вид симпатичен, порядочен, вежлив, галантен, а главное - неплохо рисую. Я рисовал портреты каждой, с кем познакомлюсь. Это давало им возможность почувствовать себя уникальной и неповторимой музой художника. Хотя, на самом деле, те, кто казался мне наиболее вдохновляющими, после пары бокалов бренди отправлялись ко мне домой, чтобы вначале поработать натурщицами, а затем помочь мне снять напряжение. Женщины не любят, когда их сразу валят на кровать. Нужна долгая прелюдия, которую я находчиво маскировал под муки творчества.
В один из вечеров, когда я уже собирался "закончить картину", мои намерения разом обрубил дверной звонок. Надо ли говорить, что девушка, которая раз пятьдесят за вечер рассказала мне о строгости своего отца, оделась быстрее пожарного и, торопливо сообщив, что позвонит мне, побежала к выходу на лестницу.
Я же, страстно желая зарубить неожиданного визитера большой секирой, пошел открывать входную дверь.
Не успев даже открыть рот, чтобы смачно выругаться, я понял, что сказать даже свое имя не смогу.
- Доброй ночи, ты один там?
Он был, как всегда, до боли просто одет, гладко выбрит, аккуратен. Абсолютно обычный на вид человек, на редких фотографиях абсолютно неприметный. Девушки, тем не менее, изнывали от желания, если он находился в радиусе тридцати метров. Всю простоту стиля и отсутствие каких-либо творческих талантов компенсировала разящая сексуальность, такая, каким бывает свет от стоваттной лампочки. Правда, как я уже сказал, этого желания я к нему не чувствовал.
- Уже один, - я изобразил недовольный тон, - Проходи.
У меня даже не возникало вопроса, какого черта ему здесь понадобилось в без пяти полночь, но он все равно решил объяснить цель визита.
- Я здесь застрял, прямо посреди дороги, машина заглохла. Я позвоню с твоего телефона?
- Угу.
- А где?..
- Але-оп, - я указал на трубку, висевшую прямо перед его носом.
Пока он дозванивался до тех, кто бы мог спасти его из ужасного положения, я представлял себе, что, может быть, именно сегодня так случайно сложатся обстоятельства, что ему придется коснуться меня. При этом я старался сохранять невозмутимое выражение лица, чтобы, когда он обернется, я не выглядел как пятилетняя девочка, увидевшая конфету диаметром в пять метров.
Но обстоятельства сложились как обычно - пока ехала подмога, а подмога в нашем городе и в такое время быстро не ездит, мы напились.
Будучи пьяным, он каждые пять минут менял свои политические и религиозные взгляды. Он говорил обо всем этом так убедительно, что я, пожалуй, один из самых давних его знакомых, совсем ничего о нем не знал.
Как можно что-то понять о человеке, когда он в минуту из мусульманина становился протестантом,и одновременно мог опровергнуть собственную теорию об ужасах капитализма так же правдоподобно, как доказал мне ее пять минут назад. Чем больше и несуразнее он говорил, тем резче у меня учащался пульс и тем сильнее я пьянел. О том, чтобы в таком состоянии думать о платоническом соитии душ и прочей лабуде с руками, и речи быть не могло. Я бы мог сказать, что выпивки в доме нет, мог бы вообще выпроводить его взашей, мог бы пристрелить его наконец, о чем, кстати, часто думал, но просто не мог сделать ни то, ни другое, ни третье. От того и сам хотел напиться.
- А что ты думаешь о гомосексуалистах? - он отпил еще глоток из несчетного стакана.
- Я насквозь натурален, но пусть люди делают, что хотят, - сказал я.
- Вот, верно, пусть хоть с инопланетянами спят, не наше это дело, - он закашлялся и снова потянулся к стакану, - И ведь ладно бы женщины, то, что они меня хотят - я знаю. Правда почему - это другой вопрос.
- Погоди-погоди, я потерял нить рассуждения.
- Понимаешь, откуда ни возьмись, вокруг меня образовался целый хоровод каких-то странных людей. Они хотят спать со мной, хотя я ни за что бы не стал совать свое хозяйство в то место, которое предназначено не для входа. Они абсолютно разные, и совсем не гомосеки. Просто они хотят именно меня.
- Может, они просто сексоголики? Ну, которые и с лежачим полицейским бы переспали, если бы было как...
- Так и спали бы с лежачим полицейским, - отрезал он, - Я вполне себе прямоходящий гражданин своей страны, от души презирающий власть.
Опять, подумал я. Ты же пять минут назад рассказывал, что только нынешняя власть приведет народ к светлому будущему и бессмертию.
- Ну допустим, - я пытался высмотреть, куда он положил свободную от стакана руку, но голова уже отказывалась ориентироваться в пространстве, - Так что тебя расстраивает?
- Меня абсолютно ничто не расстраивает. Я просто не хочу, чтобы люди из добропорядочных глав семейства превращались в педиков с навязчивой идеей трахнуть банковского служащего.
- А если это платонические чувства?
- Ты считаешь, что фразы вроде "Я не знаю, что происходит, но пока ты здесь, у меня не проходит стояк" - это чистая и невинная платоническая любовь?
Я покраснел. Действительно, педики.
- Хорошо, а если вдруг кто-то полюбит тебя платонически?
- А чем я тогда смог бы ему помочь, если бы был на это согласен? - он ухмыльнулся.
Я помолчал пару секунд, потом сглотнул и ответил:
- Ну, можно взять человека за руку...- я был уверен, что это лучший момент, чтобы все продемонстрировать, но слишком уж быстро он закончился.
- И проникновенно смотреть в глаза? - он поднял брови. - Что за чушь. Ты читаешь женские романы о мужской тюрьме?
Я хихикнул и сделал глоток из своего стакана.
- Нет, я просто предполагаю, что может хотеть человек, который влюблен, но не хочет спать с объектом душевной привязанности.
Алкоголь закончился, да и пить уже не было сил, поэтому, помолчав около пятнадцати минут, мы отрубились, так и не дождавшись помощи. Уже засыпая, я поймал себя на мысли, что, возможно, никакая подмога и не думала приезжать, и машина, на которой он "застрял" так неожиданно на моей улице, абсолютно здорова.
Проснувшись утром я уже не застал его, и предположил, что, проспавшись, он просто ушел по-английски. Нет, определенно с машиной все было в порядке. Я гнал прочь мысли, которые достойны "женских романов о тюрьме", и склонялся к версии, что он просто не хотел тратиться на рюмочную.
Голова, к моему удивлению, не болела, руки, ноги и спину не ломило, как обычно после такого количества выпитого, мысли были ясные, энергии хоть отбавляй. Как будто вместо той вакханалии, которая продолжалась до середины ночи, я делал общеукрепляющую зарядку.
Приняв душ и плотно позавтракав, я решил заглянуть в местный супермаркет и купить две исчезнувшие вчера бутылки виски. Поскольку я впервые не испытывал похмелья, то подумал, что купить тот же сорт было бы в самый раз. Я долго искал бутылки, чтобы посмотреть название. Я точно не мог их выбросить, я всю ночь дрых, как убитый, напряженно думал я. На автомате заглянув в сервант, я чуть не тронулся умом.
Бутылки были на месте. Две полных бутылки виски, стояли там же, откуда я их брал - между тарелками и стаканами. В голову закралась мысль, что я просто видел его и этот разговор во сне. Мне все это просто приснилось.
- Нет, - произнес я, глядя на бутылки, - Я точно не спал.
- Ты не спал, - спокойный низкий голос раздался за спиной весьма неожиданно, но испуга я не почувствовал.
- А что тогда это было?
- Обыкновенный разговор, - я обернулся и увидел его у двери, ведущей на лестницу, - А черный выход нужно закрывать.
- Как бы я закрыл, если вчера наклюкался до зеленых чертей?
- Спасибо, что дал вчера возможность нести чушь, - он улыбнулся и мне снова захотелось приложиться к стакану, - Я компенсировал потраченное горючее, так что смело можешь проводить алкодром с кем-нибудь еще.
Я промолчал.
- Я вчера очень удачно заглох.
- Ты действительно заглох?
- Зачем бы я стал врать так глобально? Я просто не смог достучаться до подмоги, а здесь и выпивка, и уши, и две бутылки виски. Ты бы сам стал дозваниваться до посинения при так удачно сложившейся ситуации?
* * *
Прошел год со дня его смерти. Я много раз порывался писать исповедь, но я даже не знал, с чего можно начать. Это уже десятый или одиннадцатый вариант, но единственный, который не хочется смять и выкинуть. Зачем кому-то нужны идиотские описания того, как мы познакомились, когда я впервые почувствовал, что влюблен и какие ситуации происходили в его жизни.
Меня сейчас пугает не то, что я долгое время любил мужчину, а то, что когда он умирал на моих глазах, я не чувствовал горечи. Я ощущал неимоверное счастье. Я взял его за руку.
Он был красив, когда лежал бледный и обессиленный болями на серой казенной койке. Он все еще силился рассказать мне о власти, о гомосеках и религиозных фанатиках, но вспышки боли прерывали поток мыслей так же быстро, как угасали и давали снова говорить.
- Почему ты здесь сидишь?
- А кто должен здесь сидеть? Папа Римский?
- Только не это, не надо, - он снова поморщился, живот схватило.
- Вот поэтому здесь я.
- С чего ты решил, что я хочу видеть тебя больше, чем Папу Римского?
- Мы друзья, - я пожал плечами.
- Мы не друзья.
Я побледнел.
- Мы не друзья, - повторил он, - Ты ко мне относишься не как к другу.
- Неправда, ты...
- Завтра меня уже не будет, так что слушай сейчас и не перебивай. Ты никогда не прогонял меня, никогда не злился, ты один слушал весь околофилософский бред, который я нес в пьяном угаре. Ты не гей, но что-то вроде этого.
- Хочешь сказать, я бисексуален?
- Господи всевышний, - он вздохнул и снова поморщился, - Ты просто встроился в этот хоровод хочущих меня трахнуть.
Я оторопел.
- Неправда, я не хочу тебя трахнуть, - у меня дрожали руки, - Я просто хочу быть тебе душевно близким.
- Держать за руку?
Ничего не сказав, я молча протянул руку. Его красивая мужская ладонь, за долгое время в больнице превратившаяся в костлявое пособие для студента медика, потянулась в ответ.
Около десяти, или даже двадцати минут мы молча смотрели друг на друга. Он держал меня крепко, изредка вздрагивал и морщился от боли, а я ощущал неподдельный восторг, эйфорию, которую, наверное, больше ни разу не смогу ощутить даже приняв модные нынче таблетки и порошки.
- Я не люблю тебя, я нормальный, - пробормотал он, - Но ты тот, кому я позволяю себя любить. Наверное, это все, что я могу тебе сказать.
Я просто глубоко дышал. Нельзя было превращать ситуацию в очередной "женский роман" и я метался между двумя вариантами - просто молчать или сказать умирающему, что все же я... нет. Я промолчал. Но в тот момент я любил его больше всех и всего на свете.
- Наверное, пора прощаться, - выдохнул он, - Я устал, я хочу спать.
Я не отпускал его руку. Я ждал.
- Прощай, спасибо тебе.
- За что?
Я не мог больше ничего из себя выдавить.
Он закрыл глаза, бледная, но до сих пор красивая рука, тихо разжалась.
Сразу скажу, что до знакомства с ним никакой подобной ерунды со мной не случалось. Я всегда, всю свою сознательную жизнь до потери пульса любил женщин. Многие отвечали мне взаимностью, потому что я по их мнению на вид симпатичен, порядочен, вежлив, галантен, а главное - неплохо рисую. Я рисовал портреты каждой, с кем познакомлюсь. Это давало им возможность почувствовать себя уникальной и неповторимой музой художника. Хотя, на самом деле, те, кто казался мне наиболее вдохновляющими, после пары бокалов бренди отправлялись ко мне домой, чтобы вначале поработать натурщицами, а затем помочь мне снять напряжение. Женщины не любят, когда их сразу валят на кровать. Нужна долгая прелюдия, которую я находчиво маскировал под муки творчества.
В один из вечеров, когда я уже собирался "закончить картину", мои намерения разом обрубил дверной звонок. Надо ли говорить, что девушка, которая раз пятьдесят за вечер рассказала мне о строгости своего отца, оделась быстрее пожарного и, торопливо сообщив, что позвонит мне, побежала к выходу на лестницу.
Я же, страстно желая зарубить неожиданного визитера большой секирой, пошел открывать входную дверь.
Не успев даже открыть рот, чтобы смачно выругаться, я понял, что сказать даже свое имя не смогу.
- Доброй ночи, ты один там?
Он был, как всегда, до боли просто одет, гладко выбрит, аккуратен. Абсолютно обычный на вид человек, на редких фотографиях абсолютно неприметный. Девушки, тем не менее, изнывали от желания, если он находился в радиусе тридцати метров. Всю простоту стиля и отсутствие каких-либо творческих талантов компенсировала разящая сексуальность, такая, каким бывает свет от стоваттной лампочки. Правда, как я уже сказал, этого желания я к нему не чувствовал.
- Уже один, - я изобразил недовольный тон, - Проходи.
У меня даже не возникало вопроса, какого черта ему здесь понадобилось в без пяти полночь, но он все равно решил объяснить цель визита.
- Я здесь застрял, прямо посреди дороги, машина заглохла. Я позвоню с твоего телефона?
- Угу.
- А где?..
- Але-оп, - я указал на трубку, висевшую прямо перед его носом.
Пока он дозванивался до тех, кто бы мог спасти его из ужасного положения, я представлял себе, что, может быть, именно сегодня так случайно сложатся обстоятельства, что ему придется коснуться меня. При этом я старался сохранять невозмутимое выражение лица, чтобы, когда он обернется, я не выглядел как пятилетняя девочка, увидевшая конфету диаметром в пять метров.
Но обстоятельства сложились как обычно - пока ехала подмога, а подмога в нашем городе и в такое время быстро не ездит, мы напились.
Будучи пьяным, он каждые пять минут менял свои политические и религиозные взгляды. Он говорил обо всем этом так убедительно, что я, пожалуй, один из самых давних его знакомых, совсем ничего о нем не знал.
Как можно что-то понять о человеке, когда он в минуту из мусульманина становился протестантом,и одновременно мог опровергнуть собственную теорию об ужасах капитализма так же правдоподобно, как доказал мне ее пять минут назад. Чем больше и несуразнее он говорил, тем резче у меня учащался пульс и тем сильнее я пьянел. О том, чтобы в таком состоянии думать о платоническом соитии душ и прочей лабуде с руками, и речи быть не могло. Я бы мог сказать, что выпивки в доме нет, мог бы вообще выпроводить его взашей, мог бы пристрелить его наконец, о чем, кстати, часто думал, но просто не мог сделать ни то, ни другое, ни третье. От того и сам хотел напиться.
- А что ты думаешь о гомосексуалистах? - он отпил еще глоток из несчетного стакана.
- Я насквозь натурален, но пусть люди делают, что хотят, - сказал я.
- Вот, верно, пусть хоть с инопланетянами спят, не наше это дело, - он закашлялся и снова потянулся к стакану, - И ведь ладно бы женщины, то, что они меня хотят - я знаю. Правда почему - это другой вопрос.
- Погоди-погоди, я потерял нить рассуждения.
- Понимаешь, откуда ни возьмись, вокруг меня образовался целый хоровод каких-то странных людей. Они хотят спать со мной, хотя я ни за что бы не стал совать свое хозяйство в то место, которое предназначено не для входа. Они абсолютно разные, и совсем не гомосеки. Просто они хотят именно меня.
- Может, они просто сексоголики? Ну, которые и с лежачим полицейским бы переспали, если бы было как...
- Так и спали бы с лежачим полицейским, - отрезал он, - Я вполне себе прямоходящий гражданин своей страны, от души презирающий власть.
Опять, подумал я. Ты же пять минут назад рассказывал, что только нынешняя власть приведет народ к светлому будущему и бессмертию.
- Ну допустим, - я пытался высмотреть, куда он положил свободную от стакана руку, но голова уже отказывалась ориентироваться в пространстве, - Так что тебя расстраивает?
- Меня абсолютно ничто не расстраивает. Я просто не хочу, чтобы люди из добропорядочных глав семейства превращались в педиков с навязчивой идеей трахнуть банковского служащего.
- А если это платонические чувства?
- Ты считаешь, что фразы вроде "Я не знаю, что происходит, но пока ты здесь, у меня не проходит стояк" - это чистая и невинная платоническая любовь?
Я покраснел. Действительно, педики.
- Хорошо, а если вдруг кто-то полюбит тебя платонически?
- А чем я тогда смог бы ему помочь, если бы был на это согласен? - он ухмыльнулся.
Я помолчал пару секунд, потом сглотнул и ответил:
- Ну, можно взять человека за руку...- я был уверен, что это лучший момент, чтобы все продемонстрировать, но слишком уж быстро он закончился.
- И проникновенно смотреть в глаза? - он поднял брови. - Что за чушь. Ты читаешь женские романы о мужской тюрьме?
Я хихикнул и сделал глоток из своего стакана.
- Нет, я просто предполагаю, что может хотеть человек, который влюблен, но не хочет спать с объектом душевной привязанности.
Алкоголь закончился, да и пить уже не было сил, поэтому, помолчав около пятнадцати минут, мы отрубились, так и не дождавшись помощи. Уже засыпая, я поймал себя на мысли, что, возможно, никакая подмога и не думала приезжать, и машина, на которой он "застрял" так неожиданно на моей улице, абсолютно здорова.
Проснувшись утром я уже не застал его, и предположил, что, проспавшись, он просто ушел по-английски. Нет, определенно с машиной все было в порядке. Я гнал прочь мысли, которые достойны "женских романов о тюрьме", и склонялся к версии, что он просто не хотел тратиться на рюмочную.
Голова, к моему удивлению, не болела, руки, ноги и спину не ломило, как обычно после такого количества выпитого, мысли были ясные, энергии хоть отбавляй. Как будто вместо той вакханалии, которая продолжалась до середины ночи, я делал общеукрепляющую зарядку.
Приняв душ и плотно позавтракав, я решил заглянуть в местный супермаркет и купить две исчезнувшие вчера бутылки виски. Поскольку я впервые не испытывал похмелья, то подумал, что купить тот же сорт было бы в самый раз. Я долго искал бутылки, чтобы посмотреть название. Я точно не мог их выбросить, я всю ночь дрых, как убитый, напряженно думал я. На автомате заглянув в сервант, я чуть не тронулся умом.
Бутылки были на месте. Две полных бутылки виски, стояли там же, откуда я их брал - между тарелками и стаканами. В голову закралась мысль, что я просто видел его и этот разговор во сне. Мне все это просто приснилось.
- Нет, - произнес я, глядя на бутылки, - Я точно не спал.
- Ты не спал, - спокойный низкий голос раздался за спиной весьма неожиданно, но испуга я не почувствовал.
- А что тогда это было?
- Обыкновенный разговор, - я обернулся и увидел его у двери, ведущей на лестницу, - А черный выход нужно закрывать.
- Как бы я закрыл, если вчера наклюкался до зеленых чертей?
- Спасибо, что дал вчера возможность нести чушь, - он улыбнулся и мне снова захотелось приложиться к стакану, - Я компенсировал потраченное горючее, так что смело можешь проводить алкодром с кем-нибудь еще.
Я промолчал.
- Я вчера очень удачно заглох.
- Ты действительно заглох?
- Зачем бы я стал врать так глобально? Я просто не смог достучаться до подмоги, а здесь и выпивка, и уши, и две бутылки виски. Ты бы сам стал дозваниваться до посинения при так удачно сложившейся ситуации?
* * *
Прошел год со дня его смерти. Я много раз порывался писать исповедь, но я даже не знал, с чего можно начать. Это уже десятый или одиннадцатый вариант, но единственный, который не хочется смять и выкинуть. Зачем кому-то нужны идиотские описания того, как мы познакомились, когда я впервые почувствовал, что влюблен и какие ситуации происходили в его жизни.
Меня сейчас пугает не то, что я долгое время любил мужчину, а то, что когда он умирал на моих глазах, я не чувствовал горечи. Я ощущал неимоверное счастье. Я взял его за руку.
Он был красив, когда лежал бледный и обессиленный болями на серой казенной койке. Он все еще силился рассказать мне о власти, о гомосеках и религиозных фанатиках, но вспышки боли прерывали поток мыслей так же быстро, как угасали и давали снова говорить.
- Почему ты здесь сидишь?
- А кто должен здесь сидеть? Папа Римский?
- Только не это, не надо, - он снова поморщился, живот схватило.
- Вот поэтому здесь я.
- С чего ты решил, что я хочу видеть тебя больше, чем Папу Римского?
- Мы друзья, - я пожал плечами.
- Мы не друзья.
Я побледнел.
- Мы не друзья, - повторил он, - Ты ко мне относишься не как к другу.
- Неправда, ты...
- Завтра меня уже не будет, так что слушай сейчас и не перебивай. Ты никогда не прогонял меня, никогда не злился, ты один слушал весь околофилософский бред, который я нес в пьяном угаре. Ты не гей, но что-то вроде этого.
- Хочешь сказать, я бисексуален?
- Господи всевышний, - он вздохнул и снова поморщился, - Ты просто встроился в этот хоровод хочущих меня трахнуть.
Я оторопел.
- Неправда, я не хочу тебя трахнуть, - у меня дрожали руки, - Я просто хочу быть тебе душевно близким.
- Держать за руку?
Ничего не сказав, я молча протянул руку. Его красивая мужская ладонь, за долгое время в больнице превратившаяся в костлявое пособие для студента медика, потянулась в ответ.
Около десяти, или даже двадцати минут мы молча смотрели друг на друга. Он держал меня крепко, изредка вздрагивал и морщился от боли, а я ощущал неподдельный восторг, эйфорию, которую, наверное, больше ни разу не смогу ощутить даже приняв модные нынче таблетки и порошки.
- Я не люблю тебя, я нормальный, - пробормотал он, - Но ты тот, кому я позволяю себя любить. Наверное, это все, что я могу тебе сказать.
Я просто глубоко дышал. Нельзя было превращать ситуацию в очередной "женский роман" и я метался между двумя вариантами - просто молчать или сказать умирающему, что все же я... нет. Я промолчал. Но в тот момент я любил его больше всех и всего на свете.
- Наверное, пора прощаться, - выдохнул он, - Я устал, я хочу спать.
Я не отпускал его руку. Я ждал.
- Прощай, спасибо тебе.
- За что?
Я не мог больше ничего из себя выдавить.
Он закрыл глаза, бледная, но до сих пор красивая рука, тихо разжалась.
-
-
09.11.2013 в 21:02-
-
09.11.2013 в 21:17Прослушать или скачать Redd Prensesin uykusuyum бесплатно на Простоплеер
-
-
09.11.2013 в 21:42Не нашла сайта, на который можно было бы дать ссылку.
-
-
09.11.2013 в 21:47